Статьи
После капитуляции Центральной армии у Шипки и Шейнова официальный Стамбул пришёл в ужас. Теперь, с опозданием, советники падишаха жаждали побыстрее стянуть оставшиеся силы к мощнейшей крепости Адрианополь (болгарский Одрин, турецкий Эдирнэ), последнему препятствию на пути к Царьграду. Параллельно султанское правительство обратилось к русскому командованию с мольбой о перемирии, а к британцам — с ещё более трогательной мольбой о вмешательстве. Англичане и сами сильно разволновались: нежданный зимний переход Балкан спутал им все карты. Теперь эти «незамечатели» зверств османов в отношении их христианских подданных стали назойливо рекомендовать русской армии остановиться. Общественное мнение в Англии, которое долго не могло осудить дикое бесчинство башибузуков в Болгарии в 1876 году, вдруг расчувствовалось по поводу горькой судьбы Османской империи.
А судьба её действительно повисла на волоске. Наступление на Стамбул велось по двум направлениям. С запада войска Иосифа Гурко безостановочно гнали перед собой полуразложившуюся армию Сулеймана–паши. Русские имели полуторное превосходство в численности солдат и тройное в артиллерии, они были окрылены успехами, а турки, напротив, подавлены постоянными неудачами. Дезертирство из рядов османского воинства приняло характер эпидемии. Правда, если часть аскеров бежали, расставаясь с казённой амуницией и пополняя число мирных жителей, часть гражданских брали в руки оружие и норовили прибиться к отступающим единоверцам. Мусульманское население, довольно многочисленное в то время на юге Болгарии, боялось россиян, а особенно — болгар, которые жестоко воздавали своим притеснителям за недавно пережитый кошмар массового террора. Тем более что даже сейчас рассеявшиеся по окрестностям башибузуки и черкесы творили всевозможное зло православным, провоцируя ещё более острый болгарский ответ.
Надо признать, поначалу Сулейману в тяжелейших условиях неплохо удавалось избегать окружения, к которому стремился неутомимый «генерал–спартанец» — в отличие от Гурко начальники отдельных колонн его отряда были весьма утомимы, а порой и нерешительны. Наконец, смертельно уставшие османы притормозили у города Филиппополь (Пловдив, Филибэ). Там паша умертвил 80 заключённых-болгар, однако на этом его воинские подвиги завершились. Гурко наконец-то нагнал Сулеймана. Того самого, который в июле 1877 года, располагая тройным превосходством в силах, вытеснил Передовой отряд под командованием Гурко с южных предгорий Балкан и устроил там резню. Едва ли приходится сомневаться, что для генерала избиение такого паши становилось делом не только государственным, но и очень личным.
Памятники освободителям в Пловдиве
Сражение 15-17 января под Филиппополем грозило обернуться гарантированным окружением турецкой армии, если бы командиры колонн выполняли прямые приказы командующего в сочетании с собственной разумной инициативой. Увы, некоторые из них оказались не способны ни на то ни на другое. Главными героями битвы стали солдаты, перешедшие реку Марицу вброд, невзирая на ледяную воду, и удалой эскадрон лейб–гвардии Драгунского полка в составе аж 63 человек под командованием капитана Александра Петровича Бураго. Пока генералы колебались, Бураго, которого лично Гурко послал в разведку, лихо ворвался в Пловдив, откуда ещё не успели уйти свыше тысячи турок, и навёл на них дикий ужас. В полной панике османы разбегались кто куда, бросив два орудия, телеграфный аппарат и всю турецкую корреспонденцию. Бураго захватил 56 пленных, не потеряв ни единого человека из своего эскадрона.
Окрылённый донесением счастливого драгунского капитана, Гурко поднажал, и результат, невзирая на бестолковость отдельных генералов, не заставил себя ждать. Оставив победителям почти всю артиллерию, потеряв по самым скромным оценкам 5 тысяч убитыми и пленными («нескромные» оценки простирают урон до 20 тысяч), наголову разбитые турецкие подразделения спешили по горным тропам укрыться в Родопах, но и там их гоняли азартные казаки. Армия Сулеймана рассыпалась на кусочки и утратила боеспособность. Блестящая виктория при Филиппополе была достигнута русской армией ценой примерно 1250 человек убитыми и ранеными.
Памятник капитану А. П. Бураго в Пловдиве
Пока Гурко рвал в клочья османские фески на своём фланге, на Эдирнэ с севера, из Казанлыка, с бешеной скоростью наступал Михаил Скобелев. Беззаветно преданные ему бойцы творили чудеса форсированного марша, стремясь раньше Сулеймана–паши ворваться в Адрианополь. Возглавлял почти летящий авангард генерал–майор Александр Петрович Струков, образцовый кавалерийский офицер, по компетентному мнению В. В. Верещагина. Один за другим под русским контролем оказывались важные мосты и железнодорожные узлы — их защитники просто не успевали перед бегством уничтожить вверенный им объект. Глядя на эту снежную лавину, гарнизон Эдирнэ не стал испытывать судьбу и быстро удалился по направлению к родной столице, чем едва ли обрадовал её жителей. В Адрианополе Скобелев, по словам В. И. Немировича–Данченко, в кратчайшее время установил образцовый порядок, основанный на честности и беспристрастности, вызвав уважение даже у турок. Вскоре в город прибыли основные силы во главе с Гурко, а также сам главком Николай Николаевич.
Молниеносный бросок на Адрианополь был тяжёлым испытанием не только для тела, но и для психики людей. Толпы беженцев–мусульман с их нехитрым скарбом запрудили дорогу, и далеко не все оказались способны вынести это переселение в никуда, натощак, в зимнюю стужу. Тела умерших стариков и детей лежали на обочине и на самой дороге, вперемешку с трупами быков и лошадей, не выдержавших лишений жуткого бегства. По описаниям военных корреспондентов, время от времени можно было увидеть русских кавалеристов, у которых на лошади, закутанные в одеяло, сидели мусульманские дети, подобранные на этом страшном пути, накормленные, обогретые и спасённые ими. Взрослые же турки и «потурченцы» периодически становились жертвами болгарских мстителей. Есть сведения, что под Херманлы к мести подключились и бойцы царской армии, после того как формально гражданские, но неплохо вооружённые мусульмане устроили кошмар военного времени в христианской деревне и продолжили отход на юг в составе огромного пёстрого обоза беженцев. Личное прибытие Скобелева прекратило насилие и грабёж; уцелевшим беженцам вернули имущество и под защитой надёжных солдат отправили отогреваться и кормиться в Херманлы.
Император Александр II, для болгар — Цар Освободител
Тем временем Александр II с душевным трепетом читал донесения брата о несговорчивости турецких представителей: «Я употребил все усилия, чтобы действовать по твоим указаниям и предупредить разрушение Турецкой монархии, и если мне это не удалось, то положительно виноваты оба паши, которые не имели достаточно мужества взять на себя и подписать наши условия мира. Войска мои движутся безостановочно вперёд. Ужасы, делаемые уходящими, бегущими в панике турками, — страшные».
В словах великого князя читался истинно чернышевский вопрос: что делать?.. Ведь с каждым шагом русского солдата, приближающим его к Стамбулу, громче становились негодующие голоса Англии и Австро–Венгрии. Обе эти великие державы крайне болезненно относились к балканским успехам России.
До падения Адрианополя посланные султаном на переговоры с русскими в Казанлык паши артачились, не желая принимать предварительные условия перемирия в надежде на вмешательство британцев. Когда же всесокрушающий Скобелев вытер ноги о неприступные укрепления Эдирнэ, будто не заметив их, тон османских уполномоченных резко поменялся. Они заключили перемирие, одобрив под давлением великого князя Николая ещё худшие условия, чем те, от которых ранее отказались. В их видении русский медведь уже разевал пасть на столицу империи Османов; вероятность пресловутого «водружения креста над святой Софией» (византийским собором св. Софии, ставшим мечетью, когда усилиями Мехмета Завоевателя Константинополь де-факто превратился в Истанбуль) обрела небывалую реальность.
М. Д. Скобелев на картине Н. Д. Дмитриева–Оренбургского; памятник генералу Скобелеву в Москве
Однако в Петербурге страшились такой перспективы немногим меньше. Решительность и смелость никогда не входили в число достоинств Александра II, а здесь было от чего озадачиться. В Британии началась очередная антирусская истерия, которую умело готовил и курировал блестящий политик, премьер-министр королевы Виктории Бенджамин Дизраэли. Он настаивал, чтобы русские войска в Стамбул не входили, подкрепив своё требование военными кораблями, направленными в Мраморное море. Австро–Венгрия, чья политика находилась в руках другого выдающегося деятеля, Дьюлы Андраши, также демонстрировала готовность прибегнуть к силовым методам. Однако Англия никогда не осмелилась бы на войну с Россией один на один: схватка огромного британского флота с огромной русской армией не подразумевала гарантированной победы, зато эта «драка слона с китом» подвергла бы опасности главный алмаз в короне Британской империи — Индию. Австрийцы же не располагали достаточно мощными войсками, чтобы составить достойную конкуренцию русским. Кроме того, Англия и Австрия, два прожжённых интригана, исторически любящих загребать жар чужими руками, попросту не доверяли друг другу. Скорее всего, это был грандиозный блеф, чтобы проверить, готов ли царь зайти столь же далеко, как его лучшие генералы.
И царь не рискнул. По его приказу победоносные войска встали как вкопанные в предместьях вражеской столицы.
Подписание мира в Сан–Стефано
Скобелев, горячий славянофил, тяжело переживал этот момент: постоянно доказывал необходимость занятия Стамбула, убеждал, что в противном случае все жертвы этой жестокой войны будут напрасны, наглядно демонстрировал уязвимость стамбульских укреплений. Говорят, он даже предложил Николаю Николаевичу занять Константинополь своим отрядом, якобы самовольно, чтобы его, Скобелева, потом «судили и расстреляли» за это самоуправство, но города не отдали. Немирович свидетельствует, что восторжествовавшая робость власть имущих доводила «белого генерала», храбрейшего из храбрых, буквально до слёз. Назначенный главнокомандующим Эдуард Тотлебен, покоритель Плевны, осторожно советовавший государю не брать турецкой столицы, рассказывал о своём постоянном кошмаре: он просыпается и узнаёт, что Стамбул взят Скобелевым. На это Михаил Дмитриевич всё же не решился, опасаясь невольно нарушить секретную международную игру Петербурга.
Граф Н. П. Игнатьев в 1878 году; памятник графу Игнатьеву в Варне
Впрочем, поначалу русская дипломатия в лице Николая Павловича Игнатьева, опытного, хитрого и жёсткого переговорщика, сполна воспользовалась военными победами. 3 марта (19 февраля по юлианскому календарю) 1878 года в местечке Сан–Стефано (Айос-Стефанос, нынешний Ешилькёй), западном пригороде Стамбула, был подписан предварительный мирный договор. Договор очень выгодный и Болгарии, и России, и её союзникам Румынии, Сербии, Черногории. Россия получала территориальные приращения (в частности, вернула ту часть Южной Бессарабии, которая была отторгнута по Парижскому миру 1856 года, а также приобрела ряд городов в Закавказье). Союзники закрепляли полную независимость от Османской империи, а их территория, особенно черногорская, солидно возрастала. Босния и Герцеговина превращались в автономную область. Болгария же становилась княжеством, владеющим огромными землями (включая Македонию) с выходом к Эгейскому морю и лишь вассально зависимым от султана — подчинение большей частью выражалось в уплате дани.
Удержать достигнутое не удалось. Главные фигуры российского правительства и сам император дружно приходили в ужас от перспективы войны с Англией и Австро–Венгрией, разгневанными Сан–Стефанским договором. Чтобы вбить клин между ними, МИД России предложил австрийцам вместе договориться о будущем Балкан. Те не возражали, затребовав себе в сферу влияния Западные Балканы, включая Сербию и Черногорию, но соглашаясь с созданием Болгарии по сан–стефанским канонам. Однако православные Сербия и Черногория тоже были дороги Петербургу, и такой вариант он отверг. После чего обратился к поиску компромисса с Лондоном. Британские дипломаты, узнав о провале русско–австрийских консультаций, почувствовали себя уверенно и довели свой блеф до конца, уступив в минимуме вопросов и получив несравненно большие уступки от России.
А. фон Вернер. Берлинский конгресс
Окончательные точки над «i» расставил спешно созванный Берлинский конгресс (13 июня — 13 июля 1878 года) с участием ключевых европейских держав. Величайший канцлер Германии Отто фон Бисмарк, которого российские власти почему-то считали союзником, играя роль «честного маклера», то есть беспристрастного посредника, действовал в интересах Австро–Венгрии, у которой благодаря талантам Андраши и так хватало ума для удовлетворения разыгравшегося геополитического аппетита. В итоге Вена получила от конгресса немногим меньше, чем хотела по отвергнутому Россией соглашению, включая право оккупации Боснии и Герцеговины.
Кроме того, Вена и Лондон заранее согласовали общую линию поведения на конгрессе. Соответственно, два джентльмена не первой юности, 80-летний русский канцлер князь Александр Горчаков и 73-летний британец Бенджамин Дизраэли, граф Биконсфилд, сошлись в тяжком поединке интеллектов на изначально выгодных для Англии условиях. К тому же более возрастной Горчаков утратил былую форму, в то время как его оппонент заслужил восторженную характеристику от видавшего виды Бисмарка: «Старый еврей — вот это человек!» Правда, напортачить сумел и Дизраэли: они с Горчаковым умудрились случайно обменяться сверхсекретными картами, где были отмечены крайние пределы уступок по русско–турецкому разграничению в Закавказье с точки зрения Англии и России. Утомлённого годами Горчакова часто подменял Пётр Шувалов, русский посол в Лондоне, у которого, однако, не хватало умения и твёрдости блефовать столь же уверенно, как англичане. Тем более что русское правительство требовало от него любой ценой не допустить срыва конгресса. Александр II попытался надавить на Британию, имитируя стягивание сил поближе к Индии, но также не преуспел в этом обмане.
Результаты Берлинского конгресса для Балкан
Итак, балансируя меж Веной и Лондоном, российская дипломатия со свойственной ей находчивостью сумела из двух зол выбрать оба. Берлинский конгресс перечеркнул многие достижения Сан–Стефано. Значительно уменьшались территории Черногории и Болгарии; сама же Болгария делилась на две части: Северная оставалась слабо зависимым от Стамбула княжеством, а большая часть Южной возвращалась в Османскую империю под названием Восточная Румелия, довольствуясь лишь автономией. За всё это ликующая Англия получила от «союзной» Турции стратегически важный остров Кипр, по–умному ограбив своего подопечного, интересы которого якобы отстаивала.
Тем не менее сама история доказала необратимость основных результатов Освободительной русско–турецкой войны 1877-78 годов. Румыния, Сербия и Черногория, укрупнившись в размерах, окончательно утвердили свою независимость. А Болгария просуществовала разделённой очень недолго. Массовые «стрелково–гимнастические общества», созданные и вооружённые Скобелевым в Восточной Румелии за время пребывания там русских войск, помогли этой территории отстоять право на объединение с основной частью Болгарии, которое произошло в 1885 году. В 1908-м (ещё один юбилей этого года) Болгария покончила и с формальной зависимостью от империи Османов.
«Встреча освободителей». Памятник в Варне
Таковы были последствия величайшей битвы на Балканах — Войны-1877.
